9 февраля в окружном суде Гааги начинается рассмотрение жалобы России на решение Постоянного Третейского суда по искам бывших акционеров ЮКОСа. Вынесение вердикта, как ожидается, состоится в апреле. Мы попытались разобраться в том, какие средства правовой защиты остаются у страны в запасе и что нас ждет в случае, если финальное сражение этой войны будет нами проиграно. 

Доподлинно не известно, что поют — и поют ли вообще — во время своих корпоративных застолий юристы, отстаивающие в этой тяжбе интересы нашей державы. Не известно даже, случаются ли сами застолья. Хотя без стакана с крепким напитком разобраться в этих юридических дебрях довольно сложно. 

Но если бы защитники Отечества все же решили поупражняться в вокализе, то наиболее подходящим для этого произведением был бы, пожалуй, «Интернационал»: «Это есть наш последний и решительный бой...»

Надежда умирает последней 

Следует уточнить, что сам арбитражный процесс, начатый по искам юкосовцев в далеком 2005 году, давно завершен. Напомним, что своим решением, принятым 18 июля 2014 года, Третейский суд обязал РФ выплатить истцам 50,02 млрд долларов. Кроме того, России должна оплатить судебные издержки победителей — еще более 60 млн «зеленых». 

«Особенность решения инвестарбитража в том, что оно окончательное, финальное, — сообщил «МК» заведующий кафедрой международного права юридического факультета МГУ Алексей Исполинов. — Апелляционная инстанция отсутствует».

Однако в этой железобетонной стене имеется, по счастью, лазейка: проигравшая сторона имеет право обратиться в суд по месту нахождения арбитража и, используя нормы национального законодательства, попросить об аннулировании не устроившего ее вердикта. Именно этим «окошком» и воспользовалась Россия.

«Национальный суд никогда не рассматривает решение по существу, — уточняет Исполинов. — Он просто выясняет, имел ли арбитраж право признать свою юрисдикцию, правильно ли был сформирован, были ли беспристрастным арбитры, отсутствовал ли конфликт интересов и так далее».

По версии российской стороны, практически ни одно из этих условий объективного рассмотрения дела не было соблюдено. «Я читал наши заявления, они весьма грамотно составлены, — полагает Исполинов. — Мы выжали здесь максимум того, что было можно». Если окружной суд Гааги согласится с российскими аргументами, то арбитражный вердикт будет отменен — по процедурным основаниям».

Понятно, что шансы на такой исход, мягко говоря, не стопроцентны. Но все-таки выше нуля: подобные прецеденты хоть и нечасто, но случаются. Причем иногда фортуна улыбается и России.

В последний раз это произошло летом прошлого года в Швеции. 25 июня 2005 года апелляционный суд королевства отменил решение Арбитражного института Торговой палаты Стокгольма (более известного как «Стокгольмский арбитраж»), взыскавшего ранее с «Тюменнефтегаза», дочерней структуры «Роснефти», 173 млн долларов в пользу истца — американской компании First National Petroleum. Шведская Фемида решила, что арбитраж вышел за пределы своей компетенции.

Но даже если отмены арбитражного вердикта не удастся добиться в окружном суде, надежда окончательно не умрет. Можно еще попробовать поискать правды в следующей инстанции — Верховном суде Нидерландов. Как минимум это позволит выиграть время. Хотя работает оно скорее уже против нас. Поскольку Россия не провела оплаты в назначенный срок — в течение 180 дней с момента оглашения решения, — с 15 января «включился счетчик»: на сумму взысканной в пользу юкосовцев компенсации стали начисляться штрафные проценты, увеличивая ее ежедневно примерно на 2,6 млн долларов. 

То есть за минувший год не признаваемый Россией долг вырос без малого на миллиард. Одновременно быстро растет список активов Российской Федерации, арестовываемых по требованию истцов.

Привести в исполнение

Но позвольте: почему взыскание имущества началось до того, как нидерландские судьи вынесли вердикт по российской жалобе? «Решение международного коммерческого арбитража вступает в силу непосредственно в момент вынесения, — поясняет профессор кафедры международного права МГИМО МИД РФ Дмитрий Лабин. — Его обжалование в национальном суде — отдельная процедура, не влияющая на исполнимость или неисполнимость арбитражного решения. То есть эти процессы могут идти параллельно».

Иными словами, своей собственности Российская Федерация может начать лишаться еще до того, как голландская Фемида поставит в деле последнюю точку. Причем не факт, что нам его возвратят, если вердикт Третейского суда будет отменен.

Конечно, законодательства большинства цивилизованных стран предусматривают возможность пересмотра ранее вынесенного вердикта при появлении новых существенных обстоятельств. И отмена решения коммерческого арбитража к таким обстоятельствам, безусловно, относится. Однако никакого автоматизма здесь нет. Придется обращаться в те самые суды, экспроприировавшие российское госимущество, и тут уж как пойдет. «В этом случае будет новый процесс, — предупреждает профессор Лабин. — Судьи будут заново рассматривать дело и учитывать всю совокупность фактов и правовых норм».

Пока же нормы на стороне наших оппонентов. На случай отказа России платить по предъявленным счетам «действует Нью-Йоркская конвенция, в соответствии с которой 150 государств обязались содействовать исполнению решений арбитража», — заявил Тим Осборн, глава Group MENATEP Limited (GML) — компании, являвшейся основным акционером ЮКОСа.

Для справки: к Конвенции ООН о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (более известной как Нью-Йоркская конвенция) присоединились на настоящий момент 149 стран. Согласно этому документу, «каждое Договаривающееся Государство признает арбитражные решения как обязательные и приводит их в исполнение в соответствии с процессуальными нормами той территории, где испрашивается признание и приведение в исполнение этих решений».

В изложении самого Осборна (интервью ТАСС) планы истцов выглядят следующим образом: «Мы должны подать заявку по арбитражным выплатам [в каждой выбранной стране], получить судебное решение в данном государстве, а затем можно добиваться [выплат] так, будто это [местное] решение».

Между прочим, Российская Федерация тоже является участником Нью-Йоркской конвенции. Однако ждать, что юкосовцы обратятся за исполнительным листом в российский суд, пожалуй, не стоит.

«Наши суды никогда не признают решение Гаагского арбитража, — уверен Алексей Исполинов. — Истцы пойдут в юрисдикции, известные своим дружеским, лояльным отношением к решениям иностранным арбитражей. Это раз. И во-вторых, в те юрисдикции, где точно есть имущество РФ». Собственно, как раз это сегодня и происходит.

По странам и континентам

Дальше всего пока в деле отъема российской собственности юкосовцы продвинулись во Франции. Чему немало способствовали особенности национального законодательства, существенно облегчающие задачу истцам.

Еще 1 декабря 2014 года Парижский городской суд выдал истцам ордер на принудительное исполнение гаагского вердикта. И вуаля: на сегодняшний день, по имеющимся сведениям, на территории Франции арестовано более 150 различных объектов российской государственной собственности. В том числе несколько зданий, находящихся в ведении ФГУП «Госзагрансобственность», счета ряда организации, акции. В числе прочего, например, заморожен принадлежащий ВГТРК 7,5-процентный пакет европейской телекомпании Euronews.

Наши юристы — в Пятой республике интересы России представляет юрфирма De Gaulle Fleurance & Associés — тормозят французскую судебную машину как могут. Все решения об аресте оспорены в судах первой инстанции. Обжалован и сам исполнительный ордер: решение по апелляции ожидается не ранее конца этого года. Однако приостановить исполнительное производство — до вынесения окончательного вердикта — не удалось: 17 декабря 2015-го апелляционный суд отклонил соответствующее ходатайство. Добрым знаком это никак не назовешь.

Еще одной страной, официально признавшей решение Третейского суда по делу ЮКОСа, является Бельгия. Соответствующее решение вынесено бельгийским арбитражным судом 18 июля 2015 года. В соответствии с ним наложен арест на государственную собственность РФ, находящуюся на территории королевства. По имеющимся данным, заморожены активы 47 организаций — российских, бельгийских и международных. Впрочем, все эти меры, разумеется, также оспорены. Вердикт по поданной российской стороной апелляции будет вынесен, как ожидается, осенью этого года.

Аналогичные ходатайства — о признании решения Гаагского арбитража — поданы юкосовцами также в Соединенных Штатах, Великобритании и Германии. Там соответствующие решения еще не приняты, и даты вынесения вердиктов пока открыты. И вышеперечисленными странами «поле битвы», судя по всему, не ограничится. Истцы готовы воевать где угодно и как угодно долго. «Мы изначально ввязались в это дело не для того, чтобы просто доказать свою правоту и помахать флагом, а чтобы получить компенсацию для наших акционеров, — предупреждает Тим Осборн. — И даже если этот процесс займет еще 5 или 10 лет — да будет так». 

У последней черты

В случае если в Нидерландах у нас ничего не выгорит, суды по месту исполнения гаагского решения станут для России последней линией обороны. «Нам ничего не останется, как отбиваться в тех юрисдикциях, куда они пойдут за исполнением решения, — говорит Алексей Исполинов. — То есть начнется сказка про белого бычка. Мы каждый раз будем говорить: «Мы не признаем решение потому-то и потому-то». И каждый суд будет оценивать все аргументы заново. Юристы, конечно, озолотятся фантастически».

В принципе шанс удержаться на этих бастионах имеется. Нью-Йоркская конвенция содержит довольно длинный перечень оснований для непризнания арбитражного решения. Истцам может быть отказано в исполнении вердикта в случае, например, «если компетентная власть страны, в которой испрашивается признание и приведение в исполнение, найдет, что: а)объект спора не может быть предметом арбитражного разбирательства по законам этой страны, или b)признание и приведение в исполнение этого решения противоречат публичному порядку этой страны».

В общем, еще повоюем. Хотя, если исходить из той оценки, которую российские официальные лица дали злосчастному вердикту гаагского арбитража, то готовиться надо, пожалуй, к худшему.

«Вместо объективного, беспристрастного рассмотрения дела состав Третейского суда подчинил свои действия конъюнктурным соображениям и в итоге принял политически ангажированные решения», — гласил пресс-релиз, выпущенный Минфином по итогам третейских разбирательств. Но если уж Третейский суд, в формировании которого участвовала сама Россия (кандидатура одного из трех судей, Стивена Швебеля, была предложена российской стороной), погряз в политике и русофобии, то суду округа Колумбия, где сегодня рассматривается ходатайство юкосовцев о признании решения арбитража на территории США, это, как говорится, сам Госдеп велел. 

Самое последнее, что мы можем сделать в случае проигрыша дела о признании арбитражного вердикта, — это опротестовать экспроприацию той или иной госсобственности на том основании, что последняя обладает суверенным статусом и, соответственно, на нее распространяется иммунитет от принудительного взыскания.

Согласно общепризнанным постулатам международного права «никто не может арестовать и взыскать имущество или денежные средства, принадлежащие государству, при условии, что эта собственность используется в суверенных, некоммерческих целях», поясняет Дмитрий Лабин.

Проблема, правда, в том, что четких рамок здесь нет. «Во всех юрисдикциях будут исходить из собственной оценки, собственного понимания термина «суверенный статус имущества», — признает эксперт. 

Было наше — стало ваше

Пожалуй, лучше всего эти «трудности перевода» демонстрирует коллизия, возникшая в ходе разбирательства по делу «Франц Зидельмайер против России». Немецкий бизнесмен подал иск в Стокгольмский арбитраж, добиваясь выплаты Россией компенсации за потерянные в лихие 1990-е инвестиции. И в конце концов добился успеха: суд взыскал с ответчика 2,35 млн долларов. А поскольку наша страна по уже сложившей традиции отказалась платить, взыскание было обращено на находившуюся на территории Швеции российскую госсобственность. В том числе на жилой дом торгпредства, который в итоге был продан с молотка. 

По версии российской стороны, взыскание было незаконным, поскольку, как отмечалось в апелляционном заявлении, «все активы РФ на территории Швеции являются собственностью государства и используются в целях, на которые распространяется как государственный, так и дипломатический иммунитет». 

Однако суд решил, что иммунитет не может распространяться на этот дом, ибо здание использовалось в коммерческих целях. А именно: часть помещений сдавалась под офисы и квартиры. В общем, как говорится, почувствуйте разницу.

По словам Тима Осборна, аппетиты истцов распространяются на «все, что принадлежит российскому правительству в целях коммерческого использования». Не исключая «коллекций произведений искусств, выставляемых по всему миру» и «самолетов, направляемых на авиасалоны».

В зону риска попадают и компании, полностью или частично принадлежащие государству: Осборн не исключил, что взыскание может быть обращение и на эти активы. Посетовав, правда, на то, что это «трудоемкий процесс, в рамках которого нужно убедить суд, что Россия не только владеет акциями этих компаний, но и что они являются государственными агентами».

Да что там госкомпании! Золотовалютные резервы страны, и те нельзя считать на сто процентов защищенными от посягательств. Правда, Осборн исключил «активы ЦБ» из списка российских активов, которые могут взысканы. Но сделал многозначительную оговорку: «Это касается подлинных активов ЦБ. Если же это коммерческие активы, просто принадлежащие Центробанку, тогда они могут быть затронуты». Такое заявление можно назвать каким угодно, но только не успокаивающим.

Не понятно, что глава GML имеет в виду под «коммерческими активами» ЦБ. Однако если представить, что в этом вопросе возникнет такая же путаница, как при определении статуса дома российского торгпредства в Стокгольме, то за будущее нашей копилки становится несколько тревожно.

Золотая лихорадка 

Для справки: по последним доступным данным, в наших золотовалютных закромах находится 368,1 млрд долларов США, в том числе 48,5 млрд долларов в виде монетарного золота. Из 319,8 млрд валютной части около 80 процентов приходится на государственные ценные бумаги. 12 процентов — депозиты и остатки на счетах. Что касается географического распределения наших валютных активов, то наибольшая их доля — 26,5 процента — приходится на Францию. На втором месте находятся США (22 процента), на третьем — Россия (13,5), на четвертом — Германия (12,3), на пятом — Соединенное Королевство (8,4).

По мнению Дмитрия Лабина, вероятность того, что истцы попытаются арестовать в том числе и валютные резервы, исключать нельзя: «Такой риск есть. Можно ведь подать любой иск, даже самый сумасшедший, и суд не будет его автоматически отклонять. Иск будет принят, рассмотрен. Причем во многих развитых странах суды исходят из того, что молчание — знак согласия. То есть если противоположная сторона не участвует в разбирательстве, не представляет свои аргументы, значит, она согласна с требованиями истца.

Поэтому нужно очень внимательно отслеживать, где начинаются такого рода процессы. Думаю, команды наших юристов будут вынуждены, как пожарные, метаться по миру, устремляясь туда, где поднесена очередная спичка. И чтобы потушить пожар, нужно будет всякий раз проделать серьезную юридическую работу».

Однако при условии надлежащего контроля над ситуацией и полноценных судебных разбирательств серьезных проблем в этом отношении Лабин не видит: «Наши валютные резервы никак не могут быть объектом взыскания, поскольку однозначно находятся под защитой иммунитета. По такого рода делам есть хорошая, устоявшаяся практика. Масса государств через это прошли».

В качестве примера эксперт приводит Либерию. Одной из основных статей дохода этого западноафриканского государства являются пошлины за регистрацию морских судов: популярность либерийского флага среди судовладельцев в силу низких тарифов очень велика. А соответствующие банковские счета держатся в США. И когда инвесторы, потерявшие деньги в этой стране, попытались принудительно взыскать эти средства, американский суд отказал истцам. Сославшись на, что эти сборы имеют природу налога, то есть обладают суверенным статусом и иммунитетом.

Есть, впрочем, и другое мнение на сей счет. «Считается, что валютные резервы не подлежат аресту, но можно вспомнить достаточно много случаев, когда это правило нарушалось», — указывает профессор кафедры международных финансов МГИМО Валентин Катасонов.

В качестве примера он приводит замораживание валютных резервов Ирана и Ливии, хранившихся на счетах западных банков. Кстати, России тоже однажды пришлось столкнуться с этим — в период тяжбы, инициированной швейцарской компанией Noga. 

«Происходили спорадические аресты различных наших зарубежных активов, — вспоминает Катасонов. — В числе прочего имел место и такой неприятный эпизод: во Франции был наложен арест на валютные резервы ЦБ, находившиеся на счетах французских банков. И, хотя они были вскоре разморожены, это еще раз показывает, что никаких стопроцентных гарантий не существует. Их не было тогда и тем более не может быть сегодня, когда страны Запада, объявившие нам санкции, фактически открыто попирают международное право».

Страсбургский десерт 

Что касается госкомпаний, то, как отмечает Катасонов, стопроцентно государственных среди них почти нет. По версии эксперта, одной из причин — а вполне возможно, и главной причиной — разбавления государственного капитала частным является как раз таки приобретение дополнительного иммунитета для зарубежных активов: «Если вы арестовываете активы такой компании, то одновременно посягаете на право частной собственности участвующих в ее капитале негосударственных акционеров. Но повторяю: сегодня возможно все».

Сами госкомпании, кстати, вполне согласны с последним тезисом. Так например, «Газпром» (в собственности государства находится чуть более 50 процентов акций газового монополиста) в меморандуме последнего выпуска еврооблигаций честно предупредил потенциальных инвесторов о том, что решения Гаагского арбитража по делу ЮКОСа «могут подвергнуть нас риску потенциальных судебных разбирательств, принудительному исполнительному производству».

Еще более предусмотрительным оказался на 100 процентов государственный Внешэкономбанк. Осенью прошлого года госкорпорация объявила конкурс «на право заключения договора оказания юридических услуг». Под услугами понимается «защита интересов и имущественных прав Внешэкономбанка в государствах ЕС и США в связи с риском принудительного исполнения решения Постоянного третейского суда... по иску акционеров ОАО «НК «ЮКОС» к Российской Федерации, а также в связи с неурегулированностью вопроса в отношении решения Европейского суда по правам человека по делу ОАО «НК «ЮКОС» против России».

Вердикт ЕСПЧ — яркое подтверждение справедливости поговорки про беду, которая не ходит одна. Решение, согласно которому Россия признавалась виновной в нарушении прав бывших акционеров компании ЮКОС, принято Страсбургским судом почти одновременно с Гаагским арбитражем — 31 июля 2014 года. Конечно, по сравнению с гаагской компенсацией страсбургская — не бог весть что. Но и 1,86 млрд евро на дороге, как говорится, не валяются.

Как не трудно догадаться, Россия не перечислила заявителям ни цента. Более того, глава Минюста Александр Коновалов заявил пару месяцев назад о готовности своего ведомства инициировать запрос в КС с просьбой разъяснить решения ЕСПЧ по делу ЮКОСа. По мнению самого министра, «системные юридические ошибки, лежащие в основе этих решений, ставят под большой вопрос перспективы признания последних Российской Федерацией». А тут подоспел и «рояль в кустах»: под занавес года был стремительно утвержден закон, наделяющий КС правом признавать неисполнимыми решения Страсбургского суда.

В общем, платить, похоже, мы не будем. И откроем в таком случае новую главу в истории ЕСПЧ. «Отказов от выплат компенсаций по индивидуальным делам до сих пор не было», — пояснил «МК» юрист правозащитного центра «Мемориал» Кирилл Коротеев. Было, правда, довольно скандальное дело «Луизиду против Турции» (речь шла об отъеме дома на Северном Кипре протурецкими войсками), но на исключение и оно не тянет. «Турция долго сопротивлялась, не признавая выводы о своей юрисдикции над Северным Кипром, — рассказывает Коротеев. — Но в итоге все-таки заплатила».

ВЭБ, однако, сильно перестраховывается: в документах, регламентирующих деятельность ЕСПЧ и Совета Европы в целом, нет ничего ни о принудительном взыскании компенсации, ни о каких-либо санкциях за отказ ее выплатить. Есть лишь довольно туманное положение Конвенции по правам человека, согласно которому в случае стойкого нежелания страны подчиниться решению ЕСПЧ Комитет министров Совета Европы может передать этот вопрос на рассмотрение того же Европейского суда. Если факт нарушения подтвердится, то дело передается тому же Комитету министров — для рассмотрения неких «мер, подлежащих принятию». «Но эта процедура, введенная в 2010 году, еще никогда не использовалась», — уточняет Коротеев.

Короче говоря, если проблемы и возникнут, то скорее всего чисто политического свойства. Однако воздух этот новый конфликт озонировать явно не будет, пишет "Московский Комсомолец"

Поделиться новостью в социальной сети: