На протяжении нескольких лет Минюстом настойчиво реализуется ряд инициатив, носящих черты комплексной “перекройки” рынка юридических услуг. При этом широкие полномочия министерства в иных, слабо “капитализируемых” сферах его компетенции нередко не приносят заметных положительных результатов. В своей колонке Андрей Разумов, президент ГК Консалтум, попытался разобраться в том будущем, которое профильное министерство готовит для российских юристов.

Толчком для реформы третейского разбирательства стало послание президента 2013 года, в рамках которого Правительству было поручено в короткие сроки разработать и внести в Госдуму законопроект о кардинальном совершенствовании третейского судопроизводства. Меры, принятые в рамках реформы третейского разбирательства, должны были привести к исчезновению «карманных», аффилированных с крупными корпорациями третейских судов, росту прозрачности самой третейской системы и повышению ее авторитета как института альтернативного разрешения споров.

Таким образом, реформа должна была «убить двух зайцев». С одной стороны, повысить независимость, а значит, и популярность третейских судов, их распространение как альтернативного института разрешения споров, и одновременно снизить нагрузку на суды государственные.

Исходя из задачи, конкретным содержанием реформы стали шаги к фактическому повышению государственного контроля над деятельностью постоянно действующих арбитражных учреждений.

Сегодня мы видим, что выбранное и реализованное Минюстом направление третейской реформы привело к прямому извращению её изначального смысла, резкому снижению доступности третейского разбирательства и росту нагрузки на государственные суды!

К настоящему моменту уже в полной мере реализовались опасения юристов, связанные с “вымиранием” российского третейского судопроизводства. С 1 ноября для осуществления третейского разбирательства необходимо наличие права на осуществление функций постоянно действующего арбитражного учреждения. За весь переходный период Советом по совершенствованию третейского разбирательства, состав которого был утвержден Минюстом России, было выдано лишь ДВЕ(!) рекомендации о предоставлении некоммерческой организации права на осуществление функций постоянно действующего арбитражного учреждения.

В результате блестяще проведенной реформы на данный момент в РФ осталось лишь 4 арбитража:

• 2 – действующих на основании закона (Международный коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации, Морская арбитражная комиссия при Торгово-промышленной палате Российской Федерации);
• и 2 – действующих на основании акта Правительства РФ (Арбитражный центр при Российском союзе промышленников и предпринимателей и Арбитражный центр при некоммерческой автономной организации "Институт современного арбитража").

Другими словами, арбитражей, ориентированных на “внутренние” споры, в которых отсутствует иностранный элемент, осталось всего два. Для сравнения ранее, по оценкам в стране специалистов, действовало от 400 до 3000 третейских судов. По данным самого министерства, в течение переходного периода в Минюст поступило более 70 заявлений, однако подавляющая часть их была отклонена «в связи с представлением на рассмотрение Совета документов, содержащих недостоверные сведения, или отсутствием документов, выражающих согласие на обработку уполномоченными должностными лицами Минюста России персональных данных, содержащихся в представленных материалах».

Представители НКО, не прошедшие проверку Минюста, рассказывали Коммерсанту, что многие претензии касались абсолютно незначительных ошибок в номерах и названиях или несовпадения данных со сведениями из интернета. При этом основные проблемы были связаны с персональной информацией об арбитрах. Например, если название вуза указывалось в документах так, как в дипломе, но теперь изменилось, Минюст мог счесть это недостоверными сведениями. Если арбитра повысили в должности за время рассмотрения бумаг, оно приостанавливалось для исправлений. Также министерство требовало, чтобы наименование места работы арбитра в справке соответствовало общедоступным сведениям в интернете. При этом в числе арбитров с учеными степенями не учитывались те, кто получил их за рубежом, а также те, чей шифр научной специальности не совпадал с данными из электронного каталога диссертаций РГБ. Впрочем, при повторной подаче документов после приостановления или возврата Минюст мог выдвинуть новые претензии к тому, что исходно вопросов не вызвало. В ряде случаев министерство вообще возвращало документы со ссылкой на "недостоверные сведения" без уточнений.

Объяснение чрезмерной жесткости Совета к созданию арбитражей рядом экспертов видится в наличии прямого конфликта интересов и целенаправленной политики Минюста России по монополизации рынка третейского разбирательства. Парадоксально с учетом целей реформы выглядит, например, вытеснение с рынка авторитетных зарубежных и международных третейских учреждений и арбитров с мировым именем.

Участники рынка, не скрывая, говорят, что в противоречии с духом закона о третейском разбирательстве самим регулирующим органом созданы совершенно искусственные и неоправданные административные барьеры для входа на рынок третейского судопроизводства. Одновременно разрешение на осуществление арбитражной деятельности получают лишь единичные учреждения, в одночасье становящиеся монополистами рынка.

Примечательно, что у Министерства юстиции при этом достаточно воли и целеустремленности, чтобы агрессивно торпедировать иные инициативы и предложения, направленные на развитие и реформирование судебной системы РФ. В качестве одного из последних и показательных примеров – выданное министерством критическое заключение на пакет предложений Верховного Суда по повышению эффективности процессуального законодательства. Наиболее резкой публичной критике, как известно, подверглась инициатива по расширению перечня случаев, когда подготовка мотивированных судебных решений не является обязательной.

При этом очевидно: и ответственные сотрудники, и руководители Минюста не могут не знать, что сегодня суды вынуждены составлять мотивированные решения по миллионам фактически бесспорных и в дальнейшем необжалуемых дел. Это не только приводит к бессмысленным затратам огромного количества часов работы судей и аппаратов судов, но неизбежно влечет за собой снижение качества правосудия.

Таким образом, в Российской Федерации создается довольно парадоксальная ситуация, когда Минюстом де-факто блокируются реформы, которые бы позволили решить часть актуальных проблем судебной системы и повысить её эффективность. Параллельно этим же ведомством создаются ограничения для создания третейских учреждений, а единственной альтернативой “перегруженному и неэффективному” государственному правосудию становятся два арбитражных центра с несколькими десятками “идеологически близких” (многие члены Совета по совершенствованию третейского разбирательства, сформированного административным решением Минюста, входят в руководство либо являются арбитрами рекомендованных третейских учреждений) к Министерству юстиции арбитров.

Успехи в реализации третейской реформы заставляют внимательнее присмотреться к реформе рынка юридических услуг, разработкой которой Минюст занимается на основании своей же госпрограммы «Юстиция». Бурные баталии развернулись на страницах юридической прессы этой осенью вокруг введения «адвокатской монополии», закрепляющей исключительное право на оказание юридической помощи лицам, обладающим статусом адвокатов.

Концепция реформы рынка юридических услуг была разработана министерством еще в 2015 году и поддержана Федеральной палатой адвокатов. В качестве аргументов за введение монополии указывалось на необходимость защиты клиентов, получающих некачественные юридические услуги. При этом никаких эмпирических данных, свидетельствующих о наличии проблемы, не приводилось. Странным продолжает выглядеть само утверждение, что 80 тысяч адвокатов на голову квалифицированней более чем 2 млн профессионалов с юридическим образованием при всем известных проблемах с контролем за качеством профессии в адвокатских объединениях, а также бесплатной юридической помощью по уголовным делам.

Концепция вызвала ожесточенное обсуждение. Критики «адвокатской монополии» поспешили отметить, что создание искусственных барьеров для входа на рынок существенно повысит стоимость юридических услуг, что особенно негативно отразится на интересах малообеспеченных слоев населения. В сельской местности и малых городах просто нет возможности оплачивать услуги адвокатов. В результате уровень доступности правосудия существенно понизится. За бортом возможности оказывать юридическую помощь оказываются правозащитные организации и корпоративные юристы. Вопросы вызывает и уровень менеджмента в адвокатских объединениях – традиционно более низкий, чем в юридическом консалтинге. В результате Концепция была оправлена на доработку.

Но 24 октября Минюст подготовил и опубликовал для общественного обсуждения проект Концепции регулирования рынка профессиональной юридической помощи в РФ, содержащей даже более радикальные предложения, нежели в ранее раскритикованном варианте. Предполагается, что с 2023 года правом оказания юридических услуг на возмездной основе будут обладать только адвокаты и адвокатские образования. Кроме того, серьезно ограничиваются возможности оказания юридических услуг иностранными юристами и адвокатами.

Концепция существенно отличается как от действующих сегодня ограничений, так и от законопроектов, внесенных в Госдуму главой Комитета по государственному строительству и законодательству П. Крашенинниковым и Верховным судом РФ. Упомянутыми законопроектами предполагалось распространить требование о наличии образования на гражданский и арбитражный процесс. При этом законопроект ВС является более гибким, допускающим участие в процессе в качестве поверенного лица без специального образования.

Однако предлагаемый Минюстом России вариант реформирования предполагает довольно радикальное ограничение как доступа в юридическую профессию, так и доступа граждан и организаций к правосудию. Подчеркнем, что предполагается введение адвокатской монополии не только на представительство в судах, а вообще на оказание платных юридических услуг. Это позволит получать монопольный рентный доход тем, кто будет контролировать доступ в профессию. Учитывая опыт реализации третейской реформы, такой исход представляется более чем вероятным.

Становится непонятным смысл получения профессионального юридического образования, а также государственных экзаменов, если они не дают права на профессию (точнее дают, но в очень ограниченных рамках). При этом совершенно неясно, посредством каких механизмов удастся обеспечить декларируемое повышение квалификации лиц, оказывающих юридические услуги, а также качество самих услуг. Правда, последний вариант реформы предполагает облегченный порядок приобретения юристами адвокатского статуса. Это действительно облегчает доступ в профессию, но, однако, приводит к полной девальвации адвокатского статуса. Принятие в адвокаты всех и каждого будет означать невозможность реального контроля за качеством адвокатских услуг (особенно на фоне текущих проблем в адвокатском сообществе). Зато это приведет к созданию дополнительного надуманного барьера для входа в профессию и сбор лишних платежей как с практикующих юристов, так, в конечном итоге, и с их клиентов.

В настоящий момент средства собираются в пользу адвокатских объединений, но нельзя гарантировать, что возможности их создания не будут ограничены в пользу узкой группы лиц. Тогда реформа сведется к созданию еще одной бизнес-схемы по обложению юридического сообщества административным налогом, прикрываемой привычными декларациями о безопасности юридических услуг.

Говоря о реформе системы третейских судов и введении адвокатской монополии, Минюст пытается выступать в роли “визионера”, анонсируя, пусть и к 2023 году, создание хорошо регулируемого юридического рынка правовой защиты высокого качества.

Однако текущая ситуация по основным, непосредственным функциям и полномочиям Минюста выглядит не столь радужно.

Показатели доли взысканных сумм Федеральной службой судебных приставов (находится в ведении министерства) от общей суммы, подлежащей взысканию по исполнительным производствам, планомерно снижаются от 10,7% в 2014 до 8,7% в 2017 году. Аналогичным образом снижается доля фактически исполненных исполнительных документов с 58,1% в 2014 до 54,4% в 2017 году. Таким образом, судебные приставы фактически неспособны обеспечить исполнение решений судов и иных органов по имущественным требованиям.

Неэффективность деятельности ФССП Минюст России по розыску имущества должника и исполнению имущественных взысканий предполагает компенсировать за счет граждан. Речь идет о законопроекте об изъятии единственного жилья у должников, вызвавшим резкую критику в обществе, который в настоящее время дорабатывается Министерством. При этом Минюст России вместо повышения эффективности деятельности службы предпочитает обсуждение вопроса о введении института частных судебных приставов. Федеральное ведомство фактически готово отказаться от государственных функций, позволить приватизировать государственную монополию на принуждение, что в конечном итоге приведет, несомненно, к созданию рынка коммерческих услуг по принудительному взысканию, являющемуся крайне социально значимой сферой.

Еще более тяжелой, если не сказать скандальной, является ситуация с надлежащим отправлением своих функций Федеральной службой исполнения наказаний. Публикации в СМИ о массовых пытках и денежных поборах в местах лишения свободы в последние годы стали множественными. Показательно, что предлагаемые Минюстом меры на фоне уровня проблем неспособны вызвать ничего, кроме недоумения.

Так, в последние годы Министерство юстиции России:

• предложило закрепить на законодательном уровне шутки и иронию как метод перевоспитания заключенных;
• предложило запретить заключенным СИЗО ругаться матом и говорить на жаргоне;
• используя полномочия по признанию НКО иностранными агентами, борется с НКО, осуществляющими защиту прав заключенных;
• инициировало поправки в законы об органах исполнения наказаний и о содержании под стражей, расширяющие основания для применения силы к заключенным и разрешающие применение спецсредств за нарушение правил внутреннего распорядка;
• инициировало поправки в закон об общественном контроле в местах лишения свободы, ограничивающие возможности общественного контроля в местах лишения свободы.

Комментарии, на мой взгляд, излишни.

Рассуждая о результатах работы Министерства юстиции России, ловишь себя на мысли о поразительном “раздвоении личности”. С одной стороны, профильное министерство практически вообще не проявляет сколько-нибудь серьезного интереса к осуществлению своих прямых полномочий и развитию “вверенных” сфер деятельности, которые, к слову, действительно находятся в тяжелой кризисной ситуации. С другой стороны, Минюст и его ответственные сотрудники прикладывают крайне серьезные усилия, направленные на фактическую монополизацию растущего рынка юридических услуг, показывая при этом завидное упорство, жёсткость и эффективность. Побочным результатом такой “эффективной деятельности” становится кратное умножение проблем в смежных областях, связанных с осуществлением правосудия, исполнением судебных решений, защитой прав граждан и организаций.