Во вторник (15 декабря 2015 г.) пакет законопроектов по третейской реформе был принят в третьем чтении. Удивительно, но факт, что за законопроекты голосовали чуть более половины депутатов Госдумы РФ (за закон об арбитраже - 240 «за» и 1 «против»; за закон об изменениях к законам в связи с принятием закона об арбитраже - 239 «за» и 1 «против»). Тем самым, уровень легитимности данных законопроектов нельзя считать высоким или даже средним. 

Почему так не высок уровень депутатской активности? Попробуем разобраться, а для этого попытаемся взвесить новеллы законодательного регулирования с точки зрения возникающих после принятия данных законопроектов рисков, что чаще всего делает бизнес при принятии тех или иных решения. Полагаем, что риски взвешиваются и в случае включения в контракт третейской или арбитражной оговорки. 

Субъектами третейской деятельности, в самом широком смысле, можно считать: 1) стороны третейского разбирательства; 2) третейские институты (центры или учреждения по новой терминологии); 3) третейских судьей (арбитров), а также тех лиц, которые потенциально могут ими стать; 4) государственные суды и 5) государство в целом.

1. Не претендуя на исчерпывающей анализ представленной тематики, начнем с главных персонажей - сторон третейского разбирательства. Для них законы настолько формализуют процедуру третейского разбирательство, что называть их «хозяевами процесса третейского разбирательства» уже не приходится. Особенно ярко налагаемые ограничения выражены в том случае, когда, казалось бы, кому как не сторонам третейского разбирательства определять его порядок. Имеется в виду третейское разбирательство для конкретного случая (ad hoc). К сожалению именно здесь законы вводят основные ограничения, как в сфере компетенции, так и в области содействия третейскому разбирательству со стороны государственных судов.

Другой момент, с точки зрения возникающих в третейском разбирательстве рисков, связан с открывающейся для недобросовестных сторон возможностей заволокитить третейское разбирательство и даже торпедировать третейскую оговорку. Первый аспект связан с открывающими широкими возможностями по оспариванию компетенции, обращением за назначением, отводом и прекращением полномочий арбитров в государственные суды, второй — с существующей неопределенностью с правовой природой третейского разбирательства и поддерживаемой в настоящий момент возможностью обращения в государственный суд с иском о признании третейского соглашения недействительным (см., например, Определение Экономической коллегии ВС РФ от 02.12.2015 г по делу № 308-ЭС 15-10232).

Казалось бы, (для первого случая) проблему решает явно надуманная конструкция «прямого соглашения», но нет. По букве законопроекта об арбитраже арбитражное соглашение и прямое соглашение – это два разных соглашения. Следовательно, после возникновения спора риск отказа от заключения прямого соглашения налицо, и решить проблему, видимо, придется за счет обхода закона.., иначе все летит в тартарары…

2. Теперь о рисках, возникающих у арбитражных институтов. Главный связан с перспективами получения разрешения Правительства (хотя в законопроекте об арбитраже и говорится о получении права на осуществление функций по администрированию третейского разбирательства, но все юристы понимают, что это право может быть получено только в результате разрешительной деятельности…), поскольку многие требования до сих пор носят оценочный характер, и породят всем известные риски, борьба с которыми стала основным трендом современной действительности… Реализовать на практике многие требования для создания арбитражных институтов в регионах будет попросту невозможно, например, связанные с присутствием в списке арбитров персон с учеными степенями или с опытом разрешения споров не менее 10 лет (откуда такой стаж может возникнуть у третейских судей в принципе?). Стоит напомнить, что все арбитражные центры страны, за исключением МКАС и МАК, должны пройти эту процедуру, а если не пройдут, то все заключенные третейские соглашения превращаются в третейские соглашения для конкретного случая со всеми вытекающими из этого правовыми рисками.

Не меньший риск закладывается в конструкции гражданско-правовой ответственности арбитражных центров, которая также не соответствует правовой природе третейского разбирательства. Можно с уверенностью прогнозировать, что подобные иски от недовольных проигравших сторон третейского разбирательства могут превратить в кошмар повседневную деятельность арбитражных институтов, а также добавят нагрузки судам государственным.

3. Казалось бы, третейские законопроекты благоволят к потенциальным третейским судьям, разрешая войти в их число судьям государственных судов в отставке, но не все так просто. Для них устанавливаются специальные ограничения. Теперь нельзя входить более чем в три рекомендованных списка или, говоря по-другому, специалист в области третейского разбирательства потенциально может быть рекомендован только тремя арбитражными институтами страны и не более. Конечно, это еще один повод для манипулирования третейским законодательством, только вот непонятно, зачем это было нужно. Чтобы ограничить число арбитражных центров страны тремя, считая это достаточным, чтобы третейское разбирательство не развивалось на региональном уровне?

Общая задача, поставленная Президентом страны в его поручениях, говорила о повышении качества отечественного третейского разбирательства в целом, а данный подход может привести лишь к стратификации и неоднородности третейского разбирательства, поскольку ведущим специалистам страны запрещается делиться своим опытом, разрешая споры в различных третейских центрах. Но печальнее всего то, что даже ведущие специалисты будут теперь прозябать, поскольку, чем меньше их рекомендуют, тем меньше они участвуют в третейских разбирательствах.

4. Государственные (компетентные) суды. Как известно, на государственном уровне ставилась задача по их разгрузке за счет повышения доверия к третейским судам, что должно было стать стимулом для «перенаправления» потенциальных споров в третейские суды. Однако возникающие многочисленные риски, о которых идет речь, вряд ли содействуют решению этой глобальной задачи. Но и этого мало. Законопроекты, наоборот, добавляют им нагрузки, для чего в АПК РФ и ГПК РФ даже прописаны специальные виды производств по дополнительному «содействию» государственных судов деятельности судов третейских. Да и сами государственные суды не прочь расширить свою компетенцию в этих вопросах: речь снова идет о возможности обжаловать действительность арбитражного соглашения, что ранее звучало как нонсенс. Кроме того, можно оспорить в государственный суд отказ в предоставлении права на выполнения функций по администрированию третейского разбирательства (проще говоря, отказ в осуществлении деятельности вновь создаваемого арбитражного учреждения). Они же должны участвовать в процессе ликвидации третейских судов по порочащим основаниям... Сутяжничество, по основанию гражданско-правовой ответственности арбитражных учреждений, делает общую картину еще более печальной.

5. Ну и наконец, - государственные риски. О них не раз писали на страницах журнала «Третейский суд» ведущих правоведы страны, говоря о том, что представленный в третейских законопроектах прообраз государственно-частного партнерства по созданию и деятельности третейских институтов на международном уровне может служить основанием для возникновения ответственности государства за деятельность третейских институтов и выносимых под их эгидой решений. 

Остается ответить на вопрос: зачем бизнесу нужны все эти риски? Уж не проще ли просто обратиться в государственный суд, если третейский, по сути, превращается в его нулевую инстанцию? пишет "Zakon.ru"

Поделиться новостью в социальной сети: